Среди множества видeний, сопровождающих жизнь каждого человека в форме снов или фантазий, одни, промелькнув, исчезают бесследно, другие оставляют реальные следы. Стихотворение Михаила Лермонтова «Сон» о магической силе любви, способной ощущать беду сквозь большие расстояния, одновременно и реалистично, и фантастично.
Поэт-ясновидец был особенно чуток к видeниям, впрочем, они — в той или иной степени — естественные явления для всех пишущих стихи, независимо от степени дарования. Не поэтому ли стремление стать поэтом, испытать чувство Божественного вдохновения так захватывает даже упорных «материалистов» и ярых безбожников.
Кино ХХ века — новый жанр искусства — выявило режиссёров, способных превращать свои видeния в шедевры. Таковы Федерико Феллини, Микеланджело Антониони, Сергей Параджанов — их много. Всё это — поэты, но средства самовыражения у них особые: от человека (режиссёр) к предметам одушевлённым и неодушевлённым (натура) через систему преломляющих линз в руках другого человека (оператор) возникает явление в той или иной степени массовой культуры.
И, конечно, живописцы. Они в лучших своих полотнах, как бы реалистично с натуры ни писали, движутся от видения к видeнию, от Земли к Небу, от себя к БОГУ. Именно мерой Богоприсутствия можно определить степень дарования творческой личности. Как мерить? Никак.
Видно невооружённым глазом. «Откуда мы? Кто мы? Куда мы идём?» Так назвал своё загадочное полотно европеец Поль Гоген, искавший гармонию в пределах тихоокеанского острова Таити. Тревожащая воображение картина — само спокойствие. Люди на ней никуда не идут.
Утопают в пышной растительности дерев и трав. Кто-то срывает плод.
Смотрю на полотно, и медленно, необъяснимая, возникает тревога. Откуда она? Зачем? Внешний покой порождает её? Безмятежность изображённого Гогеном даёт возможность углубиться в дебри непознанного? Всплывают вопросы, на которые нет ответа, не может быть. Это таитянский Эдем. Это люди. Они, несомненно, телесны, но почему-то плоть их кажется невесомой. Они парят даже сидя. На вопросы «Кто?», «Откуда?», «Куда?» хочется ответить «Никто», «Ниоткуда», «Никуда». Почему в них лёгкость? Художник не умел на холсте передать тяжесть? Чепуха. Гоген — мастер. Его «Автопортрет» очень «тяжёлое» произведение.
В 1957 году Олег Васильев, вскоре после нашей свадьбы, принес домой репродукцию с этой картины. В СССР тогда было время официального торжества живописи социалистического реализма: чтобы на полотне всё выглядело, как в жизни. Но даже начальникам над искусством порой не хватало в таком реализме тайны творческого вдохновенного прозрения, ощущения прекрасного в самом житейском и бытовом изображении, скажем, горшка, самовара или осеннего унылого пейзажа. Не хватало Божественного ВИДEНИЯ. Далеко не все чиновники от искусства понимали, что это такое, но неслучайно многих из них безотчётно раздражала живопись талантливого реалиста Александра Лактионова, потому что на его полотнах «всё как на фотографии».
Олег работал тогда в кабинете иностранной печати международного отдела «Литературной газеты», куда пачками по подписке приходили из-за рубежа журналы, газеты и книги со всех концов мира. Для общества, живущего за «железным занавесом», этот кабинет был «окном» в Европу, Азию, Америку — всюду. Нередко в журналы по искусству бывали аккуратно вложены репродукции картин всемирно известных художников разных направлений, многие не приветствовались нашим художественным официозом. Сотрудники редакции радостно разбирали их для украшения своих жилищ. Деликатный Олег не решался воспользоваться преимущественной возможностью выбрать себе полюбившуюся репродукцию. Так «уплыли» «Дама с горностаем» Леонардо да Винчи, Пикассо, абстракции Джексона Поллака, «Подсолнухи» Винсента Ван Гога и многое другое. Гоген никому не понравился и стал нашим.
Репродукция с полотна Поля Гогена, казалось бы, совершенно с несоответствующим изображённому на ней названием «Откуда мы? Кто мы? Куда мы идём?» по сей день живёт в моём доме. Глядя на неё, я всегда думаю о «лёгких людях», о бесплотности (бестелесности), невесомости первобытного состояния человечества, несмотря на привитые мне с детства совсем другие знания. Школы естественных наук уверенно учат нас теориям и гипотезам об эволюционном развитии клетки, о переходных формах вещных сутей. Киты — млекопитающие, с характерными чертами рыб... Человек произошёл от обезьяны...
Не помню, когда и как проявилась для меня мысль о том, что атом человека изначально был лёгок и воздушен, и всё тело человека, состоящее из мириада атомов, тоже было таковым, помню одно: мысль эта впервые пошла от репродукции с полотна Гогена. Теперь я могу, даже пространно, ответить на все три вопроса этой картины посредством «женской логики», а также гласных и согласных звуков и словесных пар синомант.
Поэт-ясновидец был особенно чуток к видeниям, впрочем, они — в той или иной степени — естественные явления для всех пишущих стихи, независимо от степени дарования. Не поэтому ли стремление стать поэтом, испытать чувство Божественного вдохновения так захватывает даже упорных «материалистов» и ярых безбожников.
Кино ХХ века — новый жанр искусства — выявило режиссёров, способных превращать свои видeния в шедевры. Таковы Федерико Феллини, Микеланджело Антониони, Сергей Параджанов — их много. Всё это — поэты, но средства самовыражения у них особые: от человека (режиссёр) к предметам одушевлённым и неодушевлённым (натура) через систему преломляющих линз в руках другого человека (оператор) возникает явление в той или иной степени массовой культуры.
И, конечно, живописцы. Они в лучших своих полотнах, как бы реалистично с натуры ни писали, движутся от видения к видeнию, от Земли к Небу, от себя к БОГУ. Именно мерой Богоприсутствия можно определить степень дарования творческой личности. Как мерить? Никак.
Видно невооружённым глазом. «Откуда мы? Кто мы? Куда мы идём?» Так назвал своё загадочное полотно европеец Поль Гоген, искавший гармонию в пределах тихоокеанского острова Таити. Тревожащая воображение картина — само спокойствие. Люди на ней никуда не идут.
Утопают в пышной растительности дерев и трав. Кто-то срывает плод.
Смотрю на полотно, и медленно, необъяснимая, возникает тревога. Откуда она? Зачем? Внешний покой порождает её? Безмятежность изображённого Гогеном даёт возможность углубиться в дебри непознанного? Всплывают вопросы, на которые нет ответа, не может быть. Это таитянский Эдем. Это люди. Они, несомненно, телесны, но почему-то плоть их кажется невесомой. Они парят даже сидя. На вопросы «Кто?», «Откуда?», «Куда?» хочется ответить «Никто», «Ниоткуда», «Никуда». Почему в них лёгкость? Художник не умел на холсте передать тяжесть? Чепуха. Гоген — мастер. Его «Автопортрет» очень «тяжёлое» произведение.
В 1957 году Олег Васильев, вскоре после нашей свадьбы, принес домой репродукцию с этой картины. В СССР тогда было время официального торжества живописи социалистического реализма: чтобы на полотне всё выглядело, как в жизни. Но даже начальникам над искусством порой не хватало в таком реализме тайны творческого вдохновенного прозрения, ощущения прекрасного в самом житейском и бытовом изображении, скажем, горшка, самовара или осеннего унылого пейзажа. Не хватало Божественного ВИДEНИЯ. Далеко не все чиновники от искусства понимали, что это такое, но неслучайно многих из них безотчётно раздражала живопись талантливого реалиста Александра Лактионова, потому что на его полотнах «всё как на фотографии».
Олег работал тогда в кабинете иностранной печати международного отдела «Литературной газеты», куда пачками по подписке приходили из-за рубежа журналы, газеты и книги со всех концов мира. Для общества, живущего за «железным занавесом», этот кабинет был «окном» в Европу, Азию, Америку — всюду. Нередко в журналы по искусству бывали аккуратно вложены репродукции картин всемирно известных художников разных направлений, многие не приветствовались нашим художественным официозом. Сотрудники редакции радостно разбирали их для украшения своих жилищ. Деликатный Олег не решался воспользоваться преимущественной возможностью выбрать себе полюбившуюся репродукцию. Так «уплыли» «Дама с горностаем» Леонардо да Винчи, Пикассо, абстракции Джексона Поллака, «Подсолнухи» Винсента Ван Гога и многое другое. Гоген никому не понравился и стал нашим.
Репродукция с полотна Поля Гогена, казалось бы, совершенно с несоответствующим изображённому на ней названием «Откуда мы? Кто мы? Куда мы идём?» по сей день живёт в моём доме. Глядя на неё, я всегда думаю о «лёгких людях», о бесплотности (бестелесности), невесомости первобытного состояния человечества, несмотря на привитые мне с детства совсем другие знания. Школы естественных наук уверенно учат нас теориям и гипотезам об эволюционном развитии клетки, о переходных формах вещных сутей. Киты — млекопитающие, с характерными чертами рыб... Человек произошёл от обезьяны...
Не помню, когда и как проявилась для меня мысль о том, что атом человека изначально был лёгок и воздушен, и всё тело человека, состоящее из мириада атомов, тоже было таковым, помню одно: мысль эта впервые пошла от репродукции с полотна Гогена. Теперь я могу, даже пространно, ответить на все три вопроса этой картины посредством «женской логики», а также гласных и согласных звуков и словесных пар синомант.